Грамматические словари

Грамматические словари – это словари, которые содержат сведения о морфологических и синтаксических свойствах слова. Грамматические словари включают слова, расположенные в прямом или обратном алфавитном порядке. Принципы отбора и объем сведений о слове различны в зависимости от назначения и адресата каждого грамматического словаря.

Один из лучших грамматических словарей – «Грамматический словарь русского языка. Словоизменение» А. А. Зализняка (М., 1977). В нем содержится около 100 000 слов, расположенных в обратном алфавитном порядке, для которых разработана уникальная система индексов, относящих слова к конкретному разряду, типу внутри него, разновидности ударения и т.п.

Учебный «Грамматико-орфографический словарь русского языка» Б. Т. Панова и А. В. Текучева (М., 1976). В 1985 г. вышло второе (переработанное и дополненное) издание словаря с новым названием «Школьный грамматико-орфографический словарь русского языка». Авторы этого словаря дают различные сведения о слове: его составе (членении), написании, произношении, грамматических формах, значении (информация по морфологии и семантике слова приводится в трудных случаях).

В 1978 г. опубликован «Словарь несклоняемых слов» Н. П. Колесникова, в котором содержится 1800 несклоняемых имен существительных и других неизменяемых слов преимущественно иностранного происхождения. Кроме сведений о происхождении слов, приводится толкование их значений, указываются особенности произношения, даются грамматические пометы.

Словарь-справочник для работников печати Д. Э. Розенталя «Управление в русском языке» (М., 1981) содержит 2100 словарных статей, дающих представление о возможном выборе вариантов конструкций, которые различаются смысловыми или стилистическими оттенками. В 1986 г. вышло 2-е, значительно дополненное (ок. 2500 словарных статей, издание этого словаря).

«Русский глагол и его причастные формы: Толково-грамматический словарь» – под таким названием в 1989 г. был опубликован словарь-справочник И. К. Сазоновой.

Учебный словарь русского языка В. В. Репкина описывает 14100 слов, в т.ч. 3100 основных (заглавных) и свыше 2700 синонимов и анонимов к ним в 8300 слов, производных от основных. Словарь – часть комплекта учебных пособий для учащихся 2-5 классов, изучающих русский язык по программам развивающего обучения.

• Прокопович Н. Н., Дерибас А. А., Прокопович Е. Н. Именное и глагольное управление в современном русском языке. М., 1975.
  
• Панов Б. Т., Текучев А. В. Грамматико-орфографический словарь русского языка. М., 1976.
  
• Колесников Н. П. Словарь несклоняемых слов. М., 1978.
  
• Русский семантический словарь: Опыт автоматического построения тезауруса: от понятия к слову / Сост. Ю. Н. Караулов, В. И. Молчанов, В. А. Афанасьев, Н. В. Михалев; Отв. ред. С. Г. Бархударов. М., 1982.
  
• Панов Б. Т., Текучев А. В. Школьный грамматико-орфографический словарь русского языка. М., 1985.
• Розенталь Д. Э. Управление в русском языке: Словарь- справочник для работников печати. М., 1981; 2-е изд. М., 1986.

• Зализняк А. А. Грамматический словарь русского языка. Словоизменение. М., 1977; 3-е изд. М., 1987. 
• Золотова Г. А. Синтаксический словарь. Репертуар элементарных единиц русского синтаксиса / Отв. ред. Ю. Н. Караулов. М., 1988; 2-е изд., испр. и доп. М., 2001.
• Толмачева В. Д., Кокорина С. И. Учебный словарь глагольных форм русского языка. М., 1988.
• Сазонова И. К. Русский глагол и его причастные формы: Толково-грамматический словарь. М., 1989.
• Рогожникова Р. П. Словарь эквивалентов слова. Наречные, служебные, модальные единства. М., 1991.

Баранов А. Н., Плунгян В. А., Рахилина Е. В. Путеводитель по дискурсивным словам русского языка. М., 1993.

• Тихонов А. Н., Тихонова Е. Н., Тихонов С. А. Словарь-справочник по русскому языку. Правописание, произношение, ударение, словообразование, морфемика, грамматика, частота употребления слов. Около 26 000 слов / Под ред. А. Н. Тихонова. М., 1995.

Дискурсивные слова русского языка: Опыт конкретно-семантического описания / Под ред. К. Киселевой и Д. Пайара. М., 1998.

• Репкин В. В. Учебный словарь русского языка: Учебное пособие для средних школ. Программа развивающего обучения. 3-е изд. М., 1998.

 В русском языке традиционно выделяются 10 частей речи:

• имя существительное
• имя прилагательное
• имя числительное
• местоимение
• глагол
• наречие
• предлог
• союз
• частица
• междометие.

Первые шесть из них - самостоятельные, следующие три - служебные, а междометия не относятся ни к одному из этих классов.  

Грамматика ( др.-греч. γραμματική от γράμμα — «буква») как наука является разделом языкознания, который изучает грамматический строй языка, закономерности построения правильных осмысленных речевых отрезков на этом языке (словоформ, синтагм, предложений, текстов).

В первоначальном понимании слова грамматика совпадает с наукой о языковых формах вообще, включая и изучение элементов звуковой формы - звуков или, как выражаются вплоть до начала XIX в., «букв»; это включение менее ошибочно, чем обычно принято думать, поскольку в языковом общении коллектива элемент звучания становится отличительным знаком значений, т. е. до известной степени грамматическим явлением (см. Фонетика). Это употребление термина грамматика обычно не только у создавших его античных грамматиков и унаследовавших его от них грамматиков христианского средневековья и эпохи Возрождения, но и у арабских и еврейских грамматиков, менее зависящих от античной традиции. Исключение составляют только лингвистические учения древней Индии, с самого начала четко противопоставляющие учение о формах слов — грамматика — учению о звуках — фонетике. На почве старого широкого понимания термина остаются: философская грамматика рационализма XVII—XVIII вв., стремящаяся свести грамматические категории языка к логическим; сравнительная грамматика XIX в., ставящая своей целью первоначально более отчетливое выявление «индивидуальности» каждого языка (Гумбольдт), а позднее — под влиянием натуралистической концепции яз. — восстановление древнейших, уже «вымерших» форм яз. (Шлейхер); историческая Г., изучающая «изменение языковых обычаев во времени» (Гримм) и тем самым устраняющая из Г. элемент нормативности, присутствующий в ней с самого начала благодаря ее генетической связи с филологией и стилистикой (см.). Более того: именно в исторической и сравнительной Г. второй половины XIX в., выдвигающей на первый план изменения языковой системы во времени и объяснения этих изменений действием фонетических законов и аналогии (см. Язык), чисто грамматические исследования, — в особенности, после отказа от проблемы генезиса грамматических форм, — занимают очень скромное место; и в этом отношении особенно показательны труды младограмматиков (Бругман, Дельбрюк, Пауль), совсем не критически усваивающих старую грамматическую терминологию. Выделение фонетики из Г., проводимое в XIX в., связано не столько с углублением грамматической проблемы, сколько с развитием первой дисциплины, приобретающей (благодаря отсутствию социальной концепции языкового знака) характер естественно-научной дисциплины. Впрочем и в новейшее время широкое употребление термина Г. встречается не только в педагогической и методической литературе, но довольно обычно и в лингвистике, в применении к описанию конкретных языков или групп яз. Чаще однако в лингвистической лит-ре термин Г. употребляется в более узком смысле — для обозначения отдела лингвистики, посвященного изучению совокупности тех смысловых отношений между элементами целого высказывания (словосочетаниями, отдельными словами, частями слова), которые воспринимаются как видоизменения основного реального значения этих элементов и, благодаря постоянству соответствующих изменений звуковой стороны высказывания, выделяются в систему грамматических форм. В этом значении Г. противопоставляется, с одной стороны, фонетике (см.) — учению о звуковой системе языка, с другой — семасиологии (см.) — учению о реальных значениях слов. Далее, как дисциплины не грамматические выделяются этимология (см.) и лексикология (см.), изучающие, наряду со значениями «корней» слов, формы образования новых слов. В пределах же собственно Г. обычно противопоставляют друг другу морфологию как «учение о значении отдельных слов в зависимости от их состава и, следовательно, о значении частей слова» и синтаксис как учение о «значениях соединения слов», или (согласно другому не менее распространенному определению) морфологию как «учение о формах отдельного слова» и синтаксис как учение о «функциях этих форм в словосочетании и как учение о формах и функциях словосочетаний» (см. Морфология, Синтаксис). Это деление грамматических дисциплин в значительной степени условно. Еще более условна классификация грамматических форм: в общем, до самого последнего времени лингвистика совершенно не критически пользовалась здесь старой терминологией, унаследованной еще от античных грамматиков и объединяющей группы грамматических единиц (выделяемых по общности тех или иных частичных звукозначений) в определенные категории (части речи, члены предложения, парадигмы склонения и спряжения и т. д.) по комплексу меняющихся и различных признаков. Именно в традиционности и условности обозначений заключается удобство этой грамматической терминологии, позволяющей подводить наблюдаемые новые явления под уже известные категории без предварительного точного их определения; ибо, как мы увидим ниже, логически точное определение грамматических значений представляет часто значительные трудности. Анализ отдельных установленных традицией грамматических категорий и новейших попыток их более научного определения — см. Части речи, Предложение.
       Пересмотр грамматической проблемы в целом, классификации грамматических дисциплин и грамматических форм — достижения преимущественно новейшей лингвистики. Эти достижения связаны прежде всего с работами философов и психологов над материалами яз. (Вундт, Дитрих, Марти, Гиннекен и др.), далее — с усилением социологической концепции яз. (реабилитация статической Г. у де Соссюра и Сэшеэ, доказательства автономности грамматического развития у Мейэ и т. д.) и наконец со сближением лингвистики с историей материальной культуры, этнологией и родственными дисциплинами (возрождение проблемы генезиса грамматических форм у В. Шмидта и Н. Я. Марра). Важнейшими моментами пересмотра грамматической проблемы являются: раскрытие механизма грамматического анализа; признание взаимной обусловленности грамматических форм как элементов единой системы; вытекающий отсюда пересмотр понятия грамматической формы (в частности, указание на тот факт, что при наличии в системе языка грамматических форм самое отсутствие звуковой модификации может быть использовано для образования грамматической формы путем соотнесения с остальными звуковыми модификациями — факт, впервые отмеченный Ф. Фортунатовым в учении об отрицательной формальной принадлежности и в настоящее время осознанный большинством лингвистов (де Соссюр, Сэпир, Вандриес)); признание необходимости новой классификации грамматических дисциплин (де Соссюр) и в особенности грамматических форм, свободной от гнета античной традиции (Сэпир, Нареен, Гиннекен); и — что особенно важно — осознание специфического характера грамматических значений, лишь частично совпадающих с логическими категориями. Благодаря более глубокому ознакомлению с формами мышления народов первобытной культуры (так наз. «дологическим мышлением») и более детальному анализу грамматических значений современная лингвистика начинает осознавать, что в грамматических формах, помимо логических значений, обычно находят выражение смысловые различия, несущественные с точки зрения логики, но зато теснейшим образом связанные с социальной оценкой соответствующих явлений и фактов, благодаря традиционному характеру лингвистического знака (см. Язык), часто отражающие глубоко архаичные формы общественного быта и психологии (Марр, В. Шмидт). Сюда относятся не только такие поздние явления, как дифференциация спряжения на формы почтительного, безразличного и пренебрежительного обращения (достаточно напомнить, что немецкий яз. прусского абсолютизма знал четыре формы второго лица: «Du», «Jhr», «Er» и «Sie»), как существование уничижительных, ласкательных и т. п. форм словообразования, но и такие архаические черты языковой структуры, как деление имен на классы или роды, ясно отражающее социальную неравноценность называемого, хотя и получающее в дальнейшем развитии языка грамматическое значение. Действительно: многие из грамматических форм, представляющиеся нам выражением чисто логических отношений, в палеонтологическом анализе раскрываются как выражение примитивного «дологического» мышления и лежащих в его основе первобытных форм общественности. Так, по мнению В. Шмидта, «богатство форм числа для личных местоимений и имен объясняется слабым развитием системы счисления, бессистемным счетом или счетом парами. Локальная экзогамия влечет за собой образование инклузивной и эксклузивной форм местоимения первого лица множественного (двойственного и тройственного) числа». По мнению акад. Марра, выделение (или точнее противоставление) единственного числа множественному, развитие притяжательных и личных местоимений отражают определенные стадии развития примитивного общества, противоставление индивида коллективу, появление собственности. И если справедливы указания Леви-Брюля на качественное, а не количественное различение времени и пространства в первобытном «дологическом» мышлении, то и, казалось бы, чисто релятивные значения падежа и времени приобретают иное содержание, подлежат истолкованию в освещении коллективной психологии, а не логики (указания на это можно найти у Марти и Гиннекена). В направлении культурно-исторического истолкования грамматических форм наиболее полной, хотя и методологически спорной, представляется попытка В. Шмидта («Die Sprachfamilien und die Sprachenkreise der Erde»), наиболее близкими к марксизму, хотя и не приведенными еще в систему, — построения акад. Марра (Опыт систематического изложения его учения — «Введение в яфетидологию» И. И. Мещанинова не достаточно освещает именно грамматическую проблему). Однако и в настоящее время пересмотр грамматической традиции в целом только еще намечается.
       Вырастая из филологического анализа труднопонятного текста на яз., пользующемся особым уважением, часто «священном» (так александрийская Г. связана с изучением Гомера, древнеиндийская — Вед, арабская — Корана, еврейская — Библии), Г., естественно, приобретает характер нормативности, поскольку только формы выражения, засвидетельствованные в соответствующих текстах, представляются допустимыми в системе лит-ого яз. Этому противопоставлению «правильного» и «неправильного» выражения сильно способствует классовый характер художественного и научного творчества соответствующих эпох, отражающего пренебрежительное или враждебное отношение господствующих классов к «грубым», «вульгарным» и «ошибочным» формам выражения широких народных масс (см. Диалектология). Устранению этого нормативного элемента из Г. способствует развитие историзма в лингвистике и освобождение ее от авторитарного оценочного подхода к явлениям языка и социальной диалектологии в частности. Однако потребность коллектива в однотипных формах выражения, в «клише» (см. Стилистика, Язык) способствует сохранению элемента нормативности в так наз. «школьной грамматике».
       Рассмотрение Г. лит-ого памятника яз. не как творческого оформления известного определенного смысла, не как конкретного и цельного высказывания, социально-исторически обусловленного и эстетически неповторимого, а как совокупности возможных форм выражения, приводит к стиранию границ между нормативной Г. и нормативной стилистикой. Одинаково возможные стилистически (т. е. одинаково засвидетельствованные в литературныхых памятниках) формы выражения одного и того же логически смысла признаются равными грамматически; отголоски этих учений, получающих особое развитие в эпоху расцвета философской Г. рационализма, можно отметить в современном «школьном» синтаксисе (учение о членах предложения, учение о сокращении придаточных предложений).
       Вместе с тем этот характерный для нормативной Г. подход к лит-ому произведению препятствует изучению индивидуальных модификаций грамматической формы как одного из компонентов художественного слова, их роли в структуре поэтического произведения как единого и цельного эстетического факта — социально-исторически обусловленного высказывания. Только XIX и XX вв. с их историзмом и психологизмом, а позднее и эстетизмом, выдвигают возможность изучения модификаций грамматических форм в их соотнесенности со структурой определенного поэтического произведения (подробнее о стилистическом значении отдельных грамматических форм см. Морфология, Синтаксис, Части речи). Характерный перегиб в сторону эстетической концепции грамматического факта — как индивидуального высказывания — упущением его важнейшей коммуникативной функции (см. Язык) — дают труды так наз. неофилологической школы (Фосслер, Шпитцер, Лорх, Лерх, Волошинов и другие).

http://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_literature/1425